|
С т е н о г р а м м а
«КРУГЛОГО СТОЛА»
С УЧАСТИЕМ ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТОВ РАН И МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ РАН
28 мая 2009 года
Председательствующий – заместитель главного ученого секретаря Президиума РАН, член-корреспондент РАН Толстиков А.Г.
А.Г.ТОЛСТИКОВ
Добрый день, уважаемые коллеги! Начинаем нашу работу.
Разрешите представиться: Толстиков Александр Генрихович - член-корреспондент Российской академии наук, заместитель главного ученого секретаря Президиума РАН. Мне поручено выступить в роли ведущего или модератора «круглого стола».
Вначале нам надо обсудить регламент проведения нашего собрания. Такого рода мероприятие мы собираем впервые, поэтому давайте будем придерживаться формата «круглого стола» с обсуждением двух основных вопросов. Нами также предусмотрена часть, которая будет связана с обменом мнениями и краткими выступлениями.
Первый вопрос - «Организация фундаментальных исследований в академическом секторе науки». Мы заручились согласием академика А.Д.Некипелова, вице-президента РАН выступить по этому вопросу. Он будет включать следующие темы:
- Конкурсное финансирование программ фундаментальных исследований различного уровня;
- Перспективы дальнейшего увеличения базового финансирования после окончания пилотного проекта и взаимодействие с финансированием по грантам;
- Оценка эффективности научной деятельности сотрудников РАН
В обсуждении по первому вопросу примут участие:
начальник Финансово-экономического управления РАН Э. Е. Антипенко;
доктор биологических наук К.В.Северинов;
академик М.В.Угрюмов
кандидат биологических наук Е.П.Кулешова;
член-корреспондент РАН В.П.Ананников;
кандидат исторических наук И.В.Зайцев
Всем выступающим будет предоставлено не более 5 минут.
Второй вопрос – «Кадровая политика Академии и пути привлечения молодежи в науку», - по которому выступит вице-президент РАН академик В.В.Козлов, председатель Комиссии по делам молодежи РАН.
Этот вопрос будет включать следующие темы:
- Пути решения проблемы приему на работу молодых ученых;
- О возможности дальнейшего роста зарплаты;
- Пути решения проблемы обеспечения жильем молодых ученых (строительные сертификаты, решение проблем с отводом земли под строительство жилья);
-Проблемы творческой реализации, перспективы научной карьеры
- О создании Совета молодых ученых при Президиуме РАН.
Во второй части работы «круглого стола» со своими краткими выступлениями примут участие:
заместитель управляющего делами РАН С.В.Карелов ;
кандидат исторических наук, и.о. начальника Отдела «Отделения историко-филологических наук РАН», заместителя академика-секретаря А.Е.Петров
доктор исторических наук Ю.А.Зубок;
доктор биологических наук М.С.Гельфанд;
доктор экономических наук А.Р. Бахтизин
доктор экономических наук С.В.Сидоренко
После выступлений мы обменяемся мнениями в течение 20-25 минут. Время для выступления - не более 3-5 минут. При таком регламенте, я надеюсь, мы можем завершить работу через в 2,5 часа.
Итак, cлово предоставляется академику Александру Дмитриевичу Некипелову.
А.Д.НЕКИПЕЛОВ (вице-президент РАН)
Уважаемые коллеги!
Я хотел бы поделиться с вами отчасти своими соображениями, но в значительной мере и с той позицией, которая выработана по этим вопросам в рамках Российской академии наук.
Первое, из чего мы исходим, является достаточно известной, почти прописной истиной, что мы с вами работаем в очень необычной сфере. Необычной в том отношении, что у нас с вами очень необычный продукт нашей деятельности - новые знания. Необычность этого продукта заключается в том, что в отличие от других благ, которые экономисты называют частными благами, это благо не убывает с его потреблением. Поэтому это благо по классификации экономистов относится к категории общественных благ, и это создает очень серьезные проблемы в России и во всем мире, связанные с организацией и финансированием исследований.
Это качество относится ко всем исследованиям, но применительно к исследованиям, которые принято называть прикладными, там удалось найти механизмы создания рыночного оборота продуктов интеллектуальной деятельности. Как это нередко в жизни бывает, решение оказалось парадоксальным: создать такие условия оказалось возможным благодаря введению временной монополии на соответствующие интеллектуальные знания (патентная система и т.д.) Это позволило эти знания вовлечь в оборот.
С древних времен существует второй механизм - секреты полученных знаний. До тех пор, пока удается держать в секрете суть своего изобретения, можно получать соответствующие доходы от его использования в производстве. В некотором смысле тайный инструмент сохраняется и до настоящего времени.
С фундаментальными исследованиями дело обстоит принципиально иным образом. Поэтому в той или иной форме огромную роль играет государство в финансировании этих исследований, - в определении механизмов их финансирования. Вы знаете, что есть разные механизмы, разные модели. Есть модели, где наука интегрирована вместе с высшим образованием. В этом случае, как правило, деятельность лабораторий, которые есть в Высшей школе, в какой-то части обеспечивается за счет общего бюджета соответствующего университета, но значительную часть соответствующие лаборатории, научные подразделения получают за счет грантов.
Есть сфера, где действует механизм прямого государственного финансирования конкретных научных лабораторий, и в соответствующих лабораториях, как бы нам это не нравилось, осуществляется прямое государственное финансирование.
Есть механизм, который не является исключительным в нашей стране, но исторически он сложился с момента возникновения Академии наук. Это механизм заимствованный Россией, но укоренившийся. Это механизм, который основан на идеи финансирования на расстоянии вытянутой руки. Таким образом определил эту форму финансирования Мировой банк. Она относится не только к сфере фундаментальных исследований.
Подобного рода механизмы используются, например, в сфере финансирования творческих союзов, где считается, что государственные чиновники не могут принимать эффективные решения в отношении содержания работы, но они - чиновники, государство – должны определиться, в каких масштабах собираются финансировать соответствующую деятельность и какие ограничение они вводят на использование средств, которые выделяются соответствующим творческим или научным союзам. Здесь нет никакой разницы. Допустим, вводится ограничение, что не стоит покупать то-то, а стоит расходовать эти деньги по основному направлению деятельности соответствующей организации.
Здесь менялись формы, менялось соотношение формальных и неформальных веще, тем не менее, можно сказать, что Академия наук построена именно на этой основе, она действует на принципах самоуправления, все ключевые вопросы решаются внутри Академии в научным сообществом, поскольку предполагается, что иного более эффективного способа решения этих проблем нет.
Я не буду приводить хрестоматийные примеры, когда попытка государства вмешиваться непосредственно в деятельность научного сообщества в части фундаментальных исследований приводила к очень печальным результатам. Это общая идея, и на ней строится все функционирование Академии наук. Нередко идут дискуссии на тему, что является первичным звеном - является ли первичным звеном институт Российской академии наук.
Кстати, как вы знаете, Академия наук имеет право создавать, ликвидировать институты. То есть, это общая идея, что ученые тоже могут и, неизбежно будут совершать ошибки, но, наверное, совершат их меньше, чем, если бы кто-то вместо них принимал соответствующее решение. Ошибки будут и должны совершаться просто потому, что речь идет о деятельности, для которой характерна крайне высокая степень неопределенности.
Именно поэтому Академия наук наделена очень широкими правами в плане владения, пользования и распоряжением имуществом. Имущество является государственным, но государство делегировало Академии права по использованию этого имущества. И финансирование у нас является федеральным, но мы сами - научное сообщество – определяем использование этих средств между различными направлениями науки. Существует достаточно сложная система. Она не может быть простой, потому что организация у нас очень большая. Даже после сокращения работает около 90 тыс. научных сотрудников, а в целом, если взять со всеми сопутствующими сферами (медициной и т.п.), у нас больше 200 тыс. человек работают в организации. Поэтому надеяться на то, что будет какая-то простая, не многоступенчатая система в определении масштабов финансирования, распределения по различным направлениям вряд ли приходиться.
Иногда говорят, что первичным звеном должен быть не институт, а лаборатория. Я думаю, что, возможно, есть специфика по различным направлениям науки, но, в общем, и в целом мы в Академии наук не исходим из того, что институты создаются только ради того, чтобы обеспечить некие общехозяйственные и финансовые условия для деятельности отдельных лабораторий. Мы все-таки исходим из того, что институты создаются для решения комплекса подчас довольно широкого, но связанных между собой проблем. Институт обладает всеми правами по определению своей внутренней структуры, в том числе и то, какая структура будет. У нас нет унифицированной структуры по всей Академии наук. Отдельные институты строятся на базе лабораторий, другие институты строятся на базе отделов, а часто бывает и более мелкие подразделения - сектора и т.д. Здесь достаточно широкое поле для самодеятельности и нахождения оптимальных организационных решений.
Какие существуют проблемы, которые все время обсуждаются и, по которым мы тоже формируем свою позицию и пытаемся ее отстаивать?
Во-первых, мы исходим из того, что не надо противопоставлять конкурсность (то есть соревновательность) в процессе определения направлений финансирования с технологиями, со сметным финансированием наших институтов.
В идеале (конечно, от идеала подчас имеются серьезные отклонения) все решения принимаются на основе очень сложной соревновательной системы, согласования интересов и т.д. Внутри институтов действуют ученые советы, которые определяют и корректируют направления исследований этих институтов. Определяется и корректируется внутренняя организационная структура этих институтов.
Что означает определить структуру института, составить соответствующее сметное расписание? Из этого автоматически вытекает распределение ресурсов внутри институтов. Институты отстаивают свою позицию в отделениях, отделения и члены Президиума рассматривают комплекс вопросов на заседаниях Президиума. Я подчеркиваю, что это достаточно сложная, многоступенчатая, но отработанная в рамках Академии наук за многие десятилетия процедура.
Есть проблема отклонения идеала от действительности. Такая проблема в принципе всегда существует и всегда определенный зазор здесь возможен, но сегодня (мы должны это признать) он больше, чем мог бы быть и, может быть, значительно больше, чем мог бы быть.
Отчасти это связано с периодом 90-ых гг., когда, как многие из вас знают, а некоторые, наверное, только слышали, произошло совершенно катастрофическое снижение масштабов финансирования Академии наук. В итоге мы вынуждены были давать возможность своим сотрудникам работать, где угодно, сколько угодно, зарабатывать, на чем только можно.
Другого пути не было, иначе не сохранилась бы Академия наук, но такие вещи, к сожалению, не происходят безнаказанно. И в таких условиях, когда это происходит, совершенно неизбежно, что начинают формализовываться очень многие процедуры, которые на самом деле имеют содержательный характер. Иногда становится формальной работа ученых советов и т.д., потому что собрать трудно, кое-что начинает решаться в обход и т.д. Происходят такого рода вещи, с которыми, наверное, вы тоже сталкивались. Конечно, мы еще не вошли в полной мере в формальное русло, но стремимся к этому и кое-какие шаги сделаны и в области оплаты труда, и т.д.
Во всяком случае, ситуация сейчас изменилась кардинальным образом в том смысле, что если три года назад молодежь не хотела идти в науку, то сегодня самая главная жалоба, с которой нам приходится в Президиуме сталкиваться, то, что в наших институтах нет мест для устройства молодежи. Что есть аспиранты, которые хотели бы продолжать работу в науке, а вакансий нет. Плохо, что нет вакансий, но хорошо, что появилась молодежь, которая хочет идти в науку.
И последнее - по поводу конкурсных механизмов финансирования. Примерно 20 процентов средств мы выделяем из нашего общего бюджета для фундаментальных программ, которые существуют на двух уровнях – на уровне Президиума (крупные программы) и на уровне отделений (отделенческие программы).
В подтверждение того тезиса, что не стоит просто противопоставлять конкурсность сметному механизму, я хотел бы сказать, что да, проходит конкурс, формируются программы, но после того, как они сформированы, вся деньги по смете включаются в смету соответствующих институтов.
И ничего плохого в этом нет. Есть некое финансирование, которое мы называем базовым, которое распределяется с самого начала, а затем по результатам конкурсных процедур, в отношении которых тоже могут быть высказаны какие-то неудовольствия, хотя мне не приходилось видеть случаев, когда по результатам проведения конкурсов все были бы очень довольны, в том числе и те, кто проигрывает эти конкурсы. Тем не менее, ничего плохого нет в том, что соответствующие результаты, в конечном счете, закрепляются в сметах соответствующих учреждений. От этого предшествующая процедура определения победителей никак не становится менее конкурсной.
И самое последнее. Мы с вами работаем в такой области – это может нравиться или не нравиться, но так во всем мире, - где огромное значение имеет экспертная оценка, престиж и авторитет, который тот или иной человек завоевал. В этом смысле, если хотите, демократия внутри науки это элитарная демократия и вряд ли может быть что-то иное.
Что из этого вытекает для молодежи? Для молодежи из этого вытекает то, что она должна активно бороться за то, чтобы входить в состав элиты, все более высоких ее слоев. Спасибо.
К.В.СЕВЕРИНОВ (д.б.н., профессор)
Я благодарен организаторам «круглого стола» за приглашение. Правда, оно произошло, даже когда меня не спрашивали, скорее это было уведомление, но тем не менее.
Тем не менее, по многим пунктам я не согласен с предыдущим докладчиком в основном именно потому, что есть две большие разницы между идеальной системой и практическим воплощением.
Я подозреваю, что одна из причин недостатков, которые мы видим в практическом воплощении, в том, что кое-какие принципы, заложенные в этом идеале, может быть, не вполне идеальны.
В частности, идея о том, что институты нужны для выполнения каких-то крупных тем, которые определяются свыше, наверное, работала бы, если бы эти институты потом можно было бы закрывать или открывать. Но институт – очень консервативная система, и я бы считал, что институт - это вместилище лабораторий, что чем больше лабораторий, тем лучше институт.
Я также не очень согласен с идеей о том, что система договоров между директорами и Академией, которая распределяет деньги, это самая хорошая система. В конечном счете, она приводит ровно к тому, что директора становятся академиками, а здесь уже тогда возникает вопрос: должен ли директор быть самым хорошим ученым в институте. Если мы говорим о том, что здесь у нас элитарный принцип и все мы должны забраться на самый верх по научным критериям, - то есть, по критерию своей научной состоятельности, - это вовсе необязательно то, что позволяет продвинуться внутри административной иерархии. Не надо закрывать глаза на то, что в Академии есть две параллельные структуры. Иногда представители административной части и научной части совпадают, а иногда нет, иногда они просто в конфликте.
Я хотел бы немного сказать по содержанию программ на уровне, на мой взгляд, очень разумных вещей, которые просто очевидны. Потому что очевидно, что не надо их упразднять и не надо менять, их нужно маленькими шагами делать все лучше и лучше, и всем тогда будет хорошо.
По поводу программ. Насколько я понимаю, 20 процентов это очень мало. Более того, если 20 процентов включают оборудование и экспедиции Академии. Реально те программы, на которые можно подать, это 10 процентов. Остальные 90 процентов уходят на массу всяких вещей.
А по поводу института, если институт действительно создается чтобы решались какие-то программы… Я только что поговорил с бухгалтериями двух институтов, в которых я имею честь состоять. В институте есть базовое финансирование на ставки, есть базовое финансирование на ремонт, воду и т.д. В институте вообще нет финансирования от Академии на реагенты. То есть, как человек, работающий в экспериментальном институте и занимающийся биологией, должен работать, не имея конкурсных грантов, я не могу понять, - он будет получать зарплату, не имея реагентов. Тогда его нужно просто выкинуть с работы, потому что он делать ничего не сможет.
Какие соображения по поводу программ? Казалось бы, важным является определение тем программ. Не очень понятно, как это определение тем происходит. Скорее всего, на уровне договоров между директорами, академиками и т.д. Хотелось бы, чтобы программы были широкими, чтобы темы были актуальными и эти темы отвечали тенденциям мировой науки. Вообще говоря, можно предложить мысль, что, возможно, в определении темы Академии могли принимать участие не только академики, но и простые смертные и, может быть, даже какие-то внешние люди именно потому, что наука, которая фондируется на те немногие деньги, которые есть, соответствовала мировым тенденциям. Тем не менее, очевидно, что тематика программ должна содержать потенциально важные и практические выходы и инновации, хотя это не может быть единственным критерием в решении фондировать или нет программу.
Мне также кажется, что в том случае, если решение о программе принято, то нужны крупные гранты, за исключением особых тем. Мне кажется, что программы, которые финансируют на 200-300 тыс. рублей в год, это не есть программа. В реальном исчислении хотелось бы иметь гранты порядка 7-8 млн. рублей в год и долгосрочные, по крайней мере, для экспериментальных наук.
Вы упомянули по поводу критериев. Все-таки объективные показатели есть, их признают во всем мире и, наверное, хорошо бы их учитывать при оценке конкурсантов на программы.
Есть чистая техника проведения конкурса. Извините, но она оставляет желать лучшего. Если есть уверенность, что каждый год будут проводиться конкурсы, разумно было бы делать объявление о конкурсе не за неделю и даже не за месяц, а больше. Это позволило бы улучшить экспертизу, которая, видимо, проводится плохо, а может быть и хорошо, но просто никто не знает, как она проводится. Я думаю, что никто не будет в обиде, если можно будет посмотреть на экспертизу заявки, если таковая вообще была, если это не был случай общественного договора или внутреннего договора между людьми, которые распределяют деньги в программе.
Это в сущности все, потому что я не очень представлял, про что говорить.
Я бы считал, что за счет перекидывания части денег из базового финансирования в конкурсное финансирование и увеличения размера программного финансирования (грантов, хотя меня могут поправить, что грантов у нас нет), можно было решить тот самый квартирный вопрос, который, как известно, москвичей испортил еще в 30-ых гг., потому что большие гранты позволили бы давать большие деньги сотрудникам, и они сами решали бы свой квартирный вопрос.
И последний вопрос – техника. Но кто-то в Академии администратор, и этим должен заниматься. К сожалению, все конкурсное финансирование поступает таким непредсказуемым образом, что реально нанимать людей на такого рода деньги оказывается очень проблематичным, потому что у них будет то пусто, то густо, а есть им нужно все время. Ситуация вроде бы как улучшается, но все равно три-четыре месяца приходится существовать без ничего, а как это делать – непонятно.
Я просто хотел бы, чтобы люди подумали о том, что же значит пилотный проект, которым все так гордятся и действительно ли это то, что всем нам нужно. Потому что, к сожалению, в экспериментальной науке (я просто знаю, как происходит работа в Штатах, где я тоже работаю), наша инфраструктура нас очень ограничивает - ограничивает нас, как ученых, и ограничивает нашу продуктивность. Самый простой пример - тривиальная реакция секвенирования ДНК, без которой невозможно делать биологию, в Москве стоит 15 долларов, а в Америке – 3 доллара. То есть, оказывается, наша плохая инфраструктура делает нашу науку гораздо более дорогой.
Как экономист, наверное, Вы со мною согласитесь, что единственное, как можно в таких условиях науку хоть как-то делать - это, извините, за счет дешевых зарплат. Если мы начинаем поднимать зарплату, и считаем, что нам нужно достичь того, что получают на Западе и не изменяем инфраструктуру, мы получаем науку менее эффективной, но такую же или даже более дорогую, чем на Западе. И у меня есть подозрение, что в эпоху кризиса это не есть правильное решение. Спасибо.
ак. А.Д.НЕКИПЕЛОВ
Поскольку я имел самое прямое отношение к пилотному проекту - к его замыслу, отстаиванию его основных положений на Президиуме, согласованию массы вопросов, в том числе связанных с сокращением, мне хотелось бы сказать следующее.
Мы начинали пилотный проект в 2005 г., когда средняя зарплата из бюджетных источников была меньше 6 тыс. И далеко не все параллельно имели занятость в американских университетах. Те, кто имел, могли быть довольны и зарплатой в 6 тыс. рублей и продолжать активно работать. К сожалению, поскольку Вы являлись замечательным исключением, нам приходилось ориентироваться на другую категорию сотрудников. И нам приходилось считаться и с тем, что происходила фантастическая и очень быстрая деградация научных сотрудников.
То, что мы за 90-ые годы не лишились науки в целом, это чудо, это просто чудо, но это чудо не могло продолжаться вечно. Что же Вы думаете, что кто-то не знает, что реактивы и оборудование нужны в институтах? Скажите, а нужны ли реактивы и оборудование, если исследователей нет?
Пришлось принять решение, которое позволило из бюджета за три года в пять раз поднять уровень оплаты труда научных сотрудников. При этом мы опирались на те планы, которые были сформулированы в отношении финансирования в будущем.
Планы заключались в том, что, начиная с этого года, большая часть должна идти на оборудование, реактивы и т.д. К сожалению, мы не обладали данными провидцев, что в 2008 г. начнутся такие кризисные явления в мире и в стране в целом. Но и сейчас общее финансирование все-таки растет, по крайней мере, в номинальном выражении. Даже со всеми секвестрами оно не упало, и все те обязательства, которые были приняты перед институтами, сохраняются.
Поэтому, мне кажется, здесь надо быть очень осторожным. Есть люди из научного сообщества, которые не знали, как выжить при этих зарплатах, и говорить о том, что пусть лучше так оно и было, я думаю, не очень хорошо.
академик М.В.УГРЮМОВ (советник Президиума РАН по международному сотрудничеству)
Уважаемые коллеги! Наши уважаемые молодые коллеги!
Время проходит очень быстро. Недавно я был по эту сторону от трибуны, а сейчас уже на этой.
Первый вопрос, на котором мне хотелось бы остановиться. Мы все время говорим о деньгах, как их нужно делить - по программам, по базовому финансированию и т.д. Почему-то никто не говорит, о каких деньгах идет речь. Начну с того (я для себя этот вопрос какое-то время назад поставил), что я приведу несколько цифр, и тогда вы посмотрите, что мы делаем.
Первое. Бюджет и внебюджет Академии наук в год - 2 млрд. долларов. Что такое 2 млрд. долларов? Это финансирование одного крупного западного университета. Скажем, Гарвард имеет бюджет в 2 млрд., примерно такой бюджет имеет университет в Токио.
Только одно медико-биологическое направление в США до последнего времени имело финансирование 28 млрд. долларов в год, а сейчас Обама добавил и стало 40 млрд. долларов в год. Это первая цифра, которую я хотел вам назвать.
Следующие цифры. – Если мы сравнимся с Европейским Союзом уже по относительным величинам, по инвестициям от ВВП в науку, то из 25 стран Европейского Союза мы были бы на 19-ом месте. То есть, после нас идут Венгрия, Румыния и т.д.
Третье, что еще больше впечатляет. - Если мы сравним финансирование науки в Академии наук и в абсолютно аналогичных элитных западноевропейских организациях (Национальный центр научных исследований, институт Макса Планка), то финансирование на исследователя будет в восемь раз ниже в Академии наук, а зарплата в семь раз меньше, продуктивность исследователя тоже в восемь раз меньше. То есть, абсолютно пропорциональная зависимость. И это не удивительно, потому что на единицу продукта, то есть на статью в международном журнале, нужно потратить одинаковые деньги. Молекулярная биология сейчас не имеет БЦЭ, не имеет другого оборудования, но вряд ли в какой-то стране можно на чем-то сэкономить. Это есть некие минимальные деньги, которые нужно вложить, чтобы получить продукт.
Поэтому первый вопрос. - На самом деле все упирается в финансирование. Почему 90 процентов у нас базовое финансирование, а 10 процентов – по программам. Что такое базовое финансирование? Здесь было сказано, чтобы отопить помещение, накормить животных, свет, газ, даже без реактивов и оборудования. Это уже 90 процентов от всего финансирования. И понятно, потому что финансирование копеечное – что такое 2 млрд. долларов на 450 институтов, которые есть в Академии. Поэтому откуда взять больше на программы? Вот и остаются 10 процентов на программы. Получается тришкин кафтан, - ничего другого не придумаешь.
Что отсюда вытекает? Вытекает то, что состояние науки в России зависит не столько от Академии наук (Академия имеет потенциал, в том числе и кадровый, и материально-технический), а от политического решения, на каком уровне будет финансироваться Академия наук. Сейчас, в период кризиса, этот вопрос стоит особенно остро.
Есть три возможных сценария, которыми будет руководствоваться наша политическая власть.
Во-первых, это пример Обамы и Западной Европы, где резко увеличивают финансирование. Скажем, как я уже говорил, с 28 млрд. до 40 млрд., от ВВП с 2,6 процентов до 3- 4 процентов. Недавно в этом здании мы принимали членов Американской академии. Они сказали, что никогда в жизни они так хорошо не жили в науке, как сейчас в период кризиса. Кроме того, научную элиту сейчас там привлекают к руководству страной. Это первый сценарий, и по этому сценарию идет Западная Европа.
Второй сценарий – то, что нам сохраняют такое финансирование, как у нас есть, с индексированием. Что получается? Получается то, что мы - на 19-ом месте по инвестициям среди 25 стран Европейского Союза. Если сравнить это с Китаем, с США, то это место и определить трудно. По этому сценарию нельзя себе представить, что можно финансироваться как Румыния, а получать продукт как в Германии. Тогда мы остаемся на том месте, на котором есть.
Последний сценарий, по которому, скорее всего, мы идем, хотя стараемся думать, что все-таки этого не произойдет, что идет снижение уровня финансирования. Например, сегодня или вчера мы получили из госфондов бумагу о том, чтобы мы пересчитали нашу смету на 70 процентов от того, что официально получили грантов. Что это значит? Это значит, что, скорее всего, 30 процентов мы вообще не получим. Если учесть, что при этом упал рубль на 25 процентов (а все закупки приборов, реактивов идут на Западе), уберите еще эти 25 процентов из своего финансирования.
То есть, я возвращаюсь к тому, что, к сожалению, то финансирование, которое есть у Академии, это тришкин кафтан, который как не крой, ничего не сделаешь. 90 процентов это то, без чего институты просто не могут существовать, - их нужно закрывать. Значит, на программы остаются 10 процентов и что только политическое решение, понимание того, что стране в период кризиса и в условиях выхода из него необходимы новые технологии и новый продукт - не декларации по телевидению, а реальное решение, выливающееся в финансы, - могут как-то изменить ситуацию. Я мог бы много что еще рассказать, но, к сожалению, мое время истекло.
чл.-корр. РАН В.П.АНАННИКОВ
В своем выступлении мне бы хотелось затронуть третий вопрос из повестки этого круглого стола, а именно - «Оценка эффективности научной деятельности сотрудников РАН». Этому вопросу, вполне заслуженно, уделяется немало внимания, причем, активно обсуждаются именно численные критерии для оценки эффективности научных работ. В этой связи весьма полезен индекс цитируемости, который рассчитывается американским Институтом научной информации. Эти данные регулярно обновляются и доступны отечественным ученым через систему Web of Science. Можно анализировать общий индекс цитируемости, активный индекс цитируемости за последние 7 лет, Хирш-индекс и ряд других статистических показателей. Надо сказать, что это весьма полезный инструмент, который дает ценную информацию о востребованности и актуальности опубликованных работ.
Другой важный численный показатель, которым активно пользуются в настоящее время, - это импакт фактор журналов. В журнале с высоким импакт фактором как правило удается опубликовать только работы высокого качества (бывают редкие отклонения от правила, но их нет смысла сейчас обсуждать). Публикации в журналах с высоким импакт фактором - это своего рода «флаг», который старается иметь каждая активная научная группа или лаборатория. Наличие такого «флага» помогает получать международные гранты, докладываться на международных конференциях, да и просто донести результаты своего труда до широкой аудитории. К сожалению, импакт фактор большинства отечественных журналов невелик. Например, я являюсь членом международного комитета американского журнала в области химии и членом редколлегии отечественного журнала, и могу сказать, что импакт фактор американского журнала равен четырем, в то время как у отечественного журнала он на порядок ниже.
В погоне за импакт фактором российским аспирантам не надо забывать о необходимости выполнить формальные критерии по количеству публикаций в течение отведенных трех лет аспирантуры. Одна публикация в журнале с высоким импакт фактором, т.е. необходимость не только получить качественный результат, но и описать его на хорошем английском языке, может занять от одного до трех лет работы, в зависимости от тематики. Так что, не стоит полностью отказываться от возможности опубликоваться в отечественных журналах.
Вообще-то, отечественные журналы публикуют именно те статьи, которые мы в них направляем. Будут хорошие статьи, будет расти и импакт фактор журналов. Естественно, при условии, что система отбора, подготовки и публикации статей в отечественных журналах будет заметно усовершенствована. Например, можно воспользоваться опытом международной экспертизы при отборе качественных научных статей.
В заключении хотелось бы сказать, что в последние годы наметилась тенденция перейти от численной оценки показателей научной работы отдельных коллективов (лабораторий) к оценке эффективности работы всей научной организации. Мне думается, что придумать один численный показатель, по которому можно однозначно и точно оценить эффективность работы всего института задача очень и очень непростая. Тем более, если речь идет об институте, занимающимся в основном фундаментальными научными исследованиями. В этом вопросе нужно проявлять большую осторожность и не спешить с прямолинейными выводами.
В.Б.КАЗАНЦЕВ (зав. лабораторий Института прикладной физики, г. Нижний Новгород, и зав. кафедрой Нижегородского университета)
Я хотел бы акцентировать внимание на кадровых вопросах, привлечения молодых ученых, в частности, в институты РАН и привлечения их к научной работе.
На самом деле эти проблемы сложные, их трудно разделить на какие-то разделы.
Прежде всего, я хотел бы сказать несколько слов о том опыте, который есть в Нижнем Новгороде. На мой взгляд, некая возможная схема выживания в таких сложных условиях - это создание т.н. научно-образовательных комплексов на базе РАНовских институтов или некая сквозная система подготовки научных кадров в институтах РАН.
У нас есть физико-математический лицей, откуда черпаются основные кадры в Нижнем Новгороде, образование или специализация в котором, в частности в последних классах, проходит на базе нашего института. При этом в этом процессе участвуют филиалы кафедр университета и базовый факультет Высшей школы общей и прикладной физики, который существует на базе нашего института. Порядка 10 выпускников этого факультета становятся сотрудниками Института прикладной физики. Кстати, одна из проблем, которая здесь звучала в докладе, это наличие или создание бюджетных мест, потому что то, что мы делаем сейчас, то, что руководство Института пытается предпринять, так это людей принимать на внебюджетные места. Хоть в зарплате они не теряют, но это отсутствие стабильности и, если можно так сказать, люди в Институте находятся на птичьих правах. При том сокращении бюджетных ставок, которое происходило в институтах РАН, надо подумать о том, чтобы создавать новые ставки для молодой талантливой молодежи.
Второй момент, который я хотел бы озвучить, также касается сквозной системы образования и привлечения молодых кадров. Основная идея такова, что молодых людей надо готовить с самого начала, со школьной скамьи и, может быть, даже раньше. Например, у нас при Институте есть даже детский сад. Это, конечно, можно расценивать как некую шутку, но тем не менее. Институтская система работает с самого начала и до привлечения людей в науку. Таким образом, создается некий к
|
